… В.В. Путин посмотрел на чеченцев другими, идеологически незашоренными глазами и увидел, что они, в общем-то, нормальные люди. И тогда он высказал вполне очевидную, но старательно умалчиваемую до сих пор мысль о том, что не может быть знака равенства между бандитами, террористами и чеченским народом. А.А. Кадыров дополнил: чеченцы такие же граждане России, как и другие представители народов, входящие в ее состав. Все стало на свои места.
Все гениальное просто! Но как не просто порой это дается.
Путин и Кадыров, бесспорно, открыли новую эру в российско-чеченских отношениях. Почему «новую эру»? Нельзя ли было обойтись без пафоса и громких слов, скупо и скромно ограничившись констатацией факта?
Конечно же, да. Но… В таком случае мы поступили бы слишком легкомысленно и поверхностно, упростив и сгладив острейшие углы проблемы, которая кровоточила и ожесточалась на протяжении столетий.
Одна только Кавказская война обошлась России дороже, чем война с Наполеоном и другие войны. За 300-400 лет кавказской батальной эпохи образовалась огромная пропасть в мировоззрении наших народов, в психологии, в идеологии и даже на обывательско-бытовом уровне.
Двигаться навстречу друг другу приходилось, преодолевая огромные завалы и преграды, которые накапливались за многие века. Ни цари и царские министры, ни сменившие их партийные вожди и коммунистические деятели так и не сумели вывести российско-чеченские, а вернее сказать, российско- кавказские отношения на плоскость взаимоприемлемых и всеобъемлющих решений. Не смогли распутать этот тугой узел противоречий ни демократ Ельцин, ни либеральный ичкерийский лидер Дудаев, публично демонстрировавшие свою волю и готовность жить в мире и согласии.
При них как раз кавказский котел и достиг своей наивысшей точки кипения.
С 1991 -го по 2000-й год российско-кавказский (чеченский) кризис приобрел характер фатальной и непреодолимой вражды. Могущественные силы, которые искусственно подталкивали наши народы к этой роковой черте, не без серьезных оснований надеялись таким образом повторить сценарий развала СССР и первым шагом в этом направлении должно было стать отторжение от России ее южного «подбрюшья», именуемого Северным Кавказом. Дальнейшее расчленение России, по задумке заокеанских кукловодов, проистекало бы «с учетом законных интересов малых народов, насильно удерживаемых в рамках федерации».
Таким образом, бывшая российская империя оказалась бы в своих «исторических границах» Московской Руси со всеми вытекающими отсюда последствиями. Что же в таком разе ожидало гордых и свободолюбивых чеченцев, равно как и всех горцев Северного Кавказа? В лучшем случае – судьба афганской провинции Герат под властью талибов. В худшем – полное физическое уничтожение. Богатый полезными ископаемыми и углеводородами кавказский край без кавказцев, или с кавказцами в качестве дешевой рабсилы, вполне устраивал закулисных вершителей человеческих судеб. (Неважно, как они называются, важно, что они есть).
Путин хорошо понимал, какая реальная угроза нависла над Россией. Ему досталась страна, которая напоминала колосса на глиняных ногах. Внешне она все еще старалась соответствовать «новой, демократической России», претендующей занять свое место «под солнцем». И люди, болеющие душой за российскую государственность, делали все возможное и невозможное для того, чтобы сохранить, закрепить этот имидж за своей страной, хотя отчетливо понимали, что они находятся в двух шагах от национальной катастрофы. Бездействие, стенания и слезы по этому поводу могли только ускорить процесс распада. Другая опасность, смертельный риск состоял в одном единственном неверном решении по кавказской проблеме, которая превратилась к тому моменту в самое уязвимое место во всей системе государственной власти в России. Перед Путиным и его немногочисленными единомышленниками возникла во всей своей остроте архисложная задача по умиротворению Чечни. Было уже ясно, что невозможно задавить ее силой, ибо нельзя победить народ, даже если он в чем-то неправ или разделен на два лагеря. Но даже если это случилось бы, то это была бы Пиррова победа и стоила бы России больше потерь, нежели приобретений.
Кадыров четко сознавал, что его народ стоит на краю пропасти. И угроза шла сразу с двух сторон. С одной стороны, жесткие действия федеральных сил в Чечне изматывали чеченский народ, доводили его до отчаянья. С другой стороны, ваххабиты, а по существу, международные террористы, слетевшие в Чечню, как стервятники на запах крови, устроили настоящий геноцид над мирными чеченцами и всеми теми, кто не разделял их человеконенавистническую идеологию и средневековые порядки выдаваемые за истинный ислам. В этой чрезвычайно опасной и неоднозначной ситуации перед А. Кадыровым встал нелегкий выбор: с кем быть? (Вопрос равнозначный в данном случае – быть или не быть?).
С ваххабитами все было ясно для Кадырова. С ними ему не по пути. Он хорошо знал, кто они такие и какие цели преследуют на самом деле. Чеченский народ в массе своей не принимал их идеологию, их порядки, их видение мира и себя в этом мире. Ваххабиты в корне отвергали такие понятия, как национальное самосознание, народные традиции и обычаи, выработанный веками уклад жизни и исторические ценности, сводя все это под аморфное и мифическое «исламское братство», в котором все люди равны между собой, думают и поступают на один манер, заправляют штанины в носки, отпускают бороды, но сбривают усы, почитают своих эмиров и беспрекословно исполняют их приказы, ибо они заменяют тебе отца и мать, не делятся на тейпы и народы, не признают границ и, что теперь все они – исламская умма безотносительно к конкретной местности и национальности… . Вся эта белиберда, казавшаяся на первых порах невинной забавой новоявленных безусых проповедников с заграничным гражданством, на практике оказывалась куда изощрённой и губительней, чем эксперименты большевиков над созданием новой общности людей – советский народ и расовые теории фашистов, бредивших о создании арийской расы. Ваххабизм – это гибрид большевизма и фашизма, замешанный на густой и острой приправе религиозного экстремизма… (продолжение следует)
У.ЛОРСАНУКАЕВ
